— Однако, несмотря на то что все мы были одной страной, у каждой республики был свой кинематограф, свое лицо. Сегодня мы не видим такого разнообразия, как вы думаете, с чем это связано?
— Согласен, тот же армянский кинематограф был небольшим, но он был ни на что не похожим. У меня нет привычки армянина говорить о своем только хорошее, но об армянском кинематографе равнодушно не могу рассказывать. Это было яркое пятно советского кинематографа. Генрих Малян, Фрунзе Довлатян, Фрунзик Мкртчян, я еще многих могу перечислять, но суть в том, что у тех, кто был причастен к армянскому кинематографу, был свой стиль, свой взгляд, эти люди были самобытны, профессиональны. К сожалению, сегодня я не могу так же восхищенно говорить о современном армянском кинематографе, но думаю, что это дело времени. Распад СССР еще долго будет отражаться на жизни бывших советских людей и на искусстве в частности. Но не надо так сильно переживать по этому поводу, потому что армяне очень успешны и востребованы в российском кино (улыбается). Ведь сегодня практически всеми основными продюсерскими компаниями руководят армяне и, на мой взгляд, очень неплохо работают. Вообще, армяне очень легко входят и адаптируются в русской культуре.
— Давайте поговорим о вашем детстве, уж очень оно было интересным. Вы еще ребенком хотели снимать кино?
— Увы, нет, я мечтал стать художником, занимался живописью, и у меня был очень смешной преподаватель-армянин из Ирана. Это очень веселая история. На самом деле мне нужен был репетитор по английскому, и мама нашла мне педагога, того самого армянина, а звали его Сергей Арамаисович. Он окончил Кембридж, естественно, свободно владел английским, но в душе был художником. Я пришел на первое занятие, а он сразу мне сказал, что ему скучно просто сидеть за книгами и учить меня языку. Давай, говорит, я лучше буду учить тебя живописи, но параллельно буду говорить с тобой на английском. Вы будете смеяться, но благодаря этой методике я подтянул свой английский. Живопись меня поглотила, я хотел стать художником в кино, но в итоге пошел учиться на режиссера. Наверное, это просто молодость. Хотя у меня был период, когда я хотел уйти из кино. Это произошло после завершения моей первой картины и перед началом новых съемок. Было тяжело, у меня ничего не получалось, мне казалось, что настало время чтото менять в жизни. Наверное, понял, что кино не сахар (смеется).
— Не жалеете о сделанном выборе?
— Если бы мне предложили пройти еще раз через все, что я прошел, не решился бы. Знаете, в кино очень мало кому везет, мне кажется, в этом главная проблема кинематографа. Ведь только единицы получают то, чего хотят. Именно поэтому своим студентам на первых лекциях я говорю: «Вы пришли учиться, но вы должны помнить, что из вас ничего не получится, вас ничего не ждет. И если вы будете это осознавать, тогда будет хотя бы один шанс на большое будущее». Я не пессимист, просто, к сожалению, часто был свидетелем не самых красивых историй, крушений надежд и сломанных судеб. Мало быть талантливым, нужно быть счастливчиком. Но, к счастью, а может быть, к сожалению, это не останавливает молодых людей идти работать в кино.
— Ваш сын, Иван Шахназаров, один из тех молодых кинематографистов, кто не побоялся пойти в эту профессию. Он талантливый режиссер, студент ВГИКа…
— Мы с матерью старались его воспитывать так, чтобы он понимал, что жизнь не малина и не праздник, а напряжение. Я всегда говорю ему, что не смогу по большому счету чем-то помочь ему в профессии. Не смогу снимать за него. Поэтому без желания, напряжения и понимания того, что надо приложить большие усилия, ничего не сделаешь. Мне очень нравится, что у него есть желание снимать, и пока есть возможность снимать во ВГИКе, я говорю ему: «Снимай больше». Он не ленится, и мне это нравится.
— В прошлом году «Мосфильму» исполнилось 80 лет. Говорят, когда вам предложили возглавить студию, вы не сразу согласились. Это правда?
— Правд
— Правда. Свое назначение сначала я воспринимал с опасением, не понимал, кому и зачем это нужно. Но сделав этот шаг, я доказал самому себе, что все, что происходит, происходит не случайно. А потом мне даже понравилось — не ощущение власти, а перспективы развития. Сама задача была дерзкой, потому что «Мосфильм» был в очень плачевном состоянии, и за небольшой срок нам удалось его модернизировать. И я горжусь этим, потому что нам никто не помогал. Потом, мне было легко создавать новый «Мосфильм», потому что я сам режиссер, я знаю, что мне нужно для работы, я знаю детали профессии, я не просто директор, который сидит в кабинете и подписывает бумаги, я чувствую, что нужно, чтобы люди могли работать.
— Почему студия «Мосфильм» не занимается собственным производством, работая исключительно под заказ продюсерских компаний?
— На Западе крупным студиям, таким как «Чиничита», например, законом запрещено инвестировать в кинопроекты, потому что кино — бизнес непредсказуемый, гарантий на окупаемость не может дать ни одна картина, а потому риски разорить студию очень велики. Мы в этом отношении согласны с западными коллегами, и если вкладываемся в производство картин, то лишь мощностями – предоставляем технику, павильоны. Кстати, в советское время студия «Мосфильм» именно этим и занималась. Кино дотировало государство, а «Мосфильм» его производил. Поэтому нашей задачей было построить мощную технологическую базу. Вот свою последнюю картину я делал не только как режиссер, но и как продюсер. Снимали мы на «Мосфильме», но деньги на картину мне предоставили Министерство культуры и частные инвесторы.
— И все-таки совмещать должность директора «Мосфильма» и продолжать оставаться режиссером трудно, расскажите, как удалось найти время для работы над «Белым тигром»?
— Совмещать что-либо всегда трудно, но со временем я привык. Во-первых, я действительно уверен, что каждый режиссер моего поколения должен снять хотя бы один фильм о войне. Мой отец был фронтовиком, «Белый тигр» – это отчасти дань уважения моему отцу и его однополчанам. Съемки начались летом 2011 года, картина снята по роману «Танкист или белый тигр» молодого питерского прозаика Ильи Бояшова. Сценарий мы написали с моим другом Александром Бородинским. Это не банальная повесть о войне, что-то в ней есть новое, я бы даже сказал, что это фантастика, погруженная в реальные военные события. Может, мне так кажется, потому что автор — молодой человек, и у него свое представление о военных событиях. Не хочу больше ничего говорить об этой картине, посмотрите фильм, и потом скажете свое мнение, не для интервью, а просто для себя.
— Хорошо, а что вы больше всего любите в своей профессии?
— Нет слаще чувства, чем то, которое ты испытываешь, когда завершаешь фильм. Это необыкновенно, даже на премьере я не испытываю этих эмоций. Наверное, это самое лучшее. Я не отношусь к тем людям, которые говорят, что не могут жить без кино. Я бы смог прожить. Да, я люблю свою профессию, но думаю, потому, что она дает мне возможность проживать разные жизни, судьбы разных людей. Ведь работа над фильмом — это погружение. Когда я работал над картиной «Мы из джаза», я знал всю подноготную жизни джазовых музыкантов, знал историю этой музыки, я стал джазменом, чувствовал джаз. После работы над «Белым тигром» я стал другом всех танкистов, поверьте, теперь я знаю про танки все (смеется).
— Кем бы вы еще хотели стать?
— Вообще, нет плохих профессий, просто, к сожалению, мы не всегда выбираем то, чем должен заниматься каждый из нас, или понимаем это, а уже поздно, или, того хуже, навязываем себе профессию. Мне интересно все эдакое. А вообще, мне, наверное, еще хотелось бы побывать моряком.