Он лаконичен, скромен до неприличия, непосредственен в своей ироничности и пребывает в состоянии детского восторга по отношению к жизни. Наше интервью с БГ периодически прерывалось словами: «Я еще не сбил вас с толку?!» Ну а когда однажды я случайно «сбила его с толку», он весело ответил: «О чем я говорил? Я не помню! Я ж, как попугай: вы спрашиваете — я отвечаю! Спрашиваете дальше — отвечаю дальше! И это прекрасно!» Признаться, осталось жуткое впечатление, что Борис Гребенщиков владеет какими-то особыми методами гипноза…
— Я знаю, что, будучи в Армении, вы побывали в храме Нораванк, находящемся в одном из живописнейших уголков нашей страны. Поделитесь впечатлениями?
— Не-а. Я не могу рассказывать о том, что очень люблю. Я очень люблю Армению, горы – больше, чем долины, а города – меньше, чем обычную местность. Поэтому мне было там очень хорошо. Я бы там остался. Надолго. Но это было бы несправедливо по отношению к другим местам на земле. И потом, для этого мне пришлось бы прекратить петь песни и только сидеть в горах.
— Но ведь провели же вы определенную часть своей жизни в Тибете?
— В Тибете я не был никогда. Это все слухи. Я 40 лет курил. Я бы там не выжил ни секунды в условиях 4 км над уровнем моря. В Непале бывал. Но общаюсь с тибетцами очень много. Хотя с удовольствием оказался бы в их монастырях.
вас накопилось много вопросов к монахам?
— Клянусь, у меня нет ни единого вопроса, и не было. Вопросы появляются лишь тогда, когда у человека неправильная жизненная установка.
— У вас всегда была правильная установка?
— Не знаю.
— Вы стремитесь к совершенству?
— Если быть до конца откровенным, то я перестал даже пытаться сообразить, стремлюсь ли я к нему. Эрик Клэптон как-то сказал: «Допустим, я найду свою совершенную ноту. А что я буду делать потом, в течение всего концерта?» Совершенство все-таки несколько надуманная вещь. Мне хочется делать то, что я делаю, максимально хорошо. Но как это хорошо соотносится с остальным, я не знаю, потому что мне не с чем сравнивать.
— Что еще вам хотелось бы делать хорошо?
— Хотел бы говорить на всех человеческих языках, и не только человеческих.
— Вернемся в Нораванк. Наверняка, вас там и армянской кухней угощали.
— Что-то было, но я даже не обратил на это внимания. Мне настолько все равно, что я ем… Видимо, я недостаточно развит для того, чтобы быть гурманом. Меня форма облаков интересует намного больше. Ваши облака невероятно красивы и навевают ощущение того, что я жив… Я не могу выйти на одну какую-то деталь в ущерб всем остальным. Я ем с удовольствием, но никогда не буду знать, как приготовлено то или иное блюдо. Этим должны заниматься женщины.
![]()
— О женщинах позже. Часто музыканты не любят произведения, принесшие им широкую популярность. Как вы относитесь к своим хитам?
— Прекрасно. Я и люблю их, и ценю, и понимаю, почему их любят. Но я не всегда чувствую в себе силы петь именно их. Иногда просто к этому душа не лежит. А петь то, к чему не лежит душа, нельзя. Это будет обман.
— А имидж, который вы периодически меняете, он тоже находится в прямой зависимости от внутреннего состояния?
— Боюсь, что у меня никогда в жизни не было имиджа. Я не такой богатый, чтобы нанимать имиджмейкера. Я такой, какой есть… Цвет волос мне дал Бог. Лишь один раз я перекрасил волосы в синий цвет для удовольствия. Сейчас уже нечего красить! Да, была борода, но потом получилось так, что мне пришлось ее срезать… Не могу рассказать, почему. Это что-то магическое. Тайные лаосские старцы внушили! Вернее, посоветовали, довели до моего сведения! Так называемое «Братство 17-ти».
— Я вижу, вы повязаны братствами! Читала, что вы входите и в Братство св. Винифреды.
— Ой, у меня братьев и сестер — все человечество! А если без шуток, то да, я член Гильдии св. Винифреды. Это правда.
— С вами сложно общаться!
— Почему? По-моему, наоборот: сложно общаться с людьми, которые много говорят. Потому что от них некуда деваться, от них хочется зарыться в землю, чтобы они перестали говорить, а они все говорят, и говорят! Думаешь: «Господи! Неужели в жизни нет ничего другого?!» Чтобы не быть таким (по счастью, никогда таким и не был), я вообще ничего не говорю.
— В связи с выпуском альбома «Пушкинская, 10» члены группы «Аквариум» облачились в рясы. Это попытка ввести такое направление, как духовный рок?
— Тогда я сейчас привяжусь к вашим словам и спрошу, что такое духовный рок? Чем духовная музыка отличается от недуховной? Я вообще не понимаю, что это такое. Вы меня совершенно озадачили. Раскалывайтесь! Что вы мне шьете?!
— Уверена, вам невозможно что-либо пришить. Вы найдете выход из любой ситуации!
— Спасибо! Видите, как много я должен благодарить своих учителей из милиции, которые приучили меня точно отвечать за свои слова!
— Думаю, в вашей жизни были учителя и мудрее.
— Узбеки, суфии, говорят, что каждому человеку в жизни трижды является Учитель (хыдр). И узнать его невозможно, потому что он может принять любую форму. Потому проще для экономии считать, что каждый человек — Учитель, и учиться у него тому, чему он может научить.
— Один из ваших альбомов назван именем героини апокрифов «Лилит». Армяне, можно сказать, «приватизировали» это имя, и Лилит автоматически стала «армянкой»...
— Правда? Это интересно. Я не знал этого. Вот я и от вас чему-то научился!
— Может, все-таки признаетесь, что этот альбом был посвящен любимой женщине?!
— Все, что я делаю, — это посвящение любимой женщине! Без единого исключения.
— О любимой женщине… Можно наконец о ней поговорить?!
— Вообще-то, там, откуда я родом, об этом не говорят! Да, кстати, любимая женщина – это моя жена. Что можно рассказать об отношениях с любимым человеком?! Мужчина, который говорит об этом в газетах, кажется немного смешным. Ну, вот честно, вы со мной не согласны?!
— Как женщина – согласна, но как журналист… просто не имею права!
— Может быть, профессию журналиста стоит тогда устранить?!
— В одном интервью вы сказали, что могли бы, конечно, петь песни, которые заставили бы зрителя плакать, но это нехорошо. Разве слезы – это не путь к очищению?
— Ну, я думаю, что надо прибегать к очищению, если есть от чего очищать, а не все время. А зарабатывать деньги на выбивании слез – недостойно. Позвольте мне относиться к людям с достоинством и считать, что и в них тоже есть достоинство. Я слушаю советское или пост советское радио, и у меня слезы льются сплошным потоком от жалости к людям…
— Кстати, о радио. Вы начали вести радиопрограмму «Аэростат», почему? Захотелось выйти на новый творческий виток или просто речь развить?!
— Ни в коем случае. Я с детства люблю музыку. Как человек чудовищно эгоистичный, я люблю навязывать свою музыку всем окружающим. Потому, начиная с 5 класса, я заманивал друзей и заставлял их слушать музыку, которую люблю. Для развлечения им что-то рассказывал, потому что я знаю много о людях, написавших эту музыку. Потом я продолжал это делать в институте, на гастролях, каждый раз после концертов. Как-то однажды в каком-то интервью я обмолвился о своем желании применить эти свои знания в радиоэфире и специально упомянул при этом «Радио Россия». Я питаю к нему безграничное уважение, отчасти потому, что они когда-то дали нам возможность записать «Русский альбом» бесплатно. Буквально на следующий день мне позвонил начальник этого радио и спросил: «Вы, правда, хотели бы вести такую передачу?» Я был смущен, но сказал, что могу попробовать. Вот так я попал на радио.
— Не хотите и сейчас рассказать о каком-либо своем желании? Возможно, и оно осуществится...
— Думаю, у меня просто уже не хватит на это времени. Потому что радиопередачи я пишу каждый день пять с половиной лет. Можно сказать, я их уже пишу вместо песен. Мне некогда. Я даже песен стал писать значительно меньше.
— Наверное, по той же причине вы так и не издали свой последний альбом…
— Новый не готов пока. А последний альбом «Наша жизнь с точки зрения деревьев» должен был выйти еще в 1987 году. Но у нас не было студии, где можно было бы записать. КГБ закрыл ее. Потому я собрал концертные записи, и мы выпустили его в интернет-формате.
— Вы говорили, что впервые услышали музыку Дживана Гаспаряна в конце 70-х, и она настолько запала в сердце, что вы даже боялись ее слушать. А вы знаете, что кроме Дживана в Армении есть и другие дудукисты?
— Я слышал, но сталкивался только с музыкой Дживана. Он мне ближе. Он – музыкант от Бога. Мы сотрудничали уже три раза… Конечно, это была моя инициатива. Ему-то я зачем? Он даже не знал о моем существовании.
— Однажды вы сказали, что хотите сделать альбом, в котором каждая песня была бы не похожа на другую. Вам это удалось?
— Я стараюсь делать это каждый год, но результатом всегда не доволен. Это развязывает руки. Так что я продолжаю об этом мечтать…
