— Ха! Представления о моем финансовом состоянии сильно преувеличены!
— А каково оно в реальности и каким бы вам хотелось его видеть?
— Если бы миллиардеры не хотели еще больших денег, они бы все перевели в ценные бумаги и не морочили себе голову! Мне Бог дает ровно столько, сколько мне нужно в данный момент. Я не бедствую, обеспечиваю семью, могу позволить себе хорошую машину, двух нянь, водителя и снимать дом под Москвой. Но при этом хотелось бы иметь свой дом, и хорошо бы где-нибудь в Испании.
— Но вернемся к разговору об Армении. Говорят, что в детстве вы сюда уже приезжали…
— Мне было два года, и я, к сожалению, эту поездку помню смутно (улыбается). Папа с мамой были связаны со спортом всю жизнь. Я с 5—6 месяцев с мамой начал летать, кататься по миру. Вместе с ней я побывал на спортбазе в Цахкадзоре. Это и был мой первый визит в Армению...
- Спустя годы посетив Армению, вы, наверное, составили свое мнение об этой стране? Например, вы были в Эчмиадзине, каковы ваши ощущения?
— Ощущения были потрясающие, и это несмотря на то, что я не очень хорошо себя чувствовал после перелета и бессонницы. Но там, в святая святых, меня постигло удивительное состояние легкости, прозрачности, невесомости. Место, где сконцентрирован сгусток положительной энергии. Мне казалось, что я могу простоять там много часов.
— Одним из ваших удачных выступлений с певицей Зарой во время телепроекта «Две звезды» стало одновременное исполнение песен «Ой, ты, степь» и «Дле яман». Некоторые, прослушав «Дле яман», месяц не могут прийти в себя. А что почувствовали вы?
— Впервые услышал ее, когда вместе с Зарой спели уже на сцене. Репетиции — совсем не то. Волнение на сцене придало и дополнительную энергию. Это Зара придумала соединить две песни — «Ой, ты, степь» и «Дле яман». Нас до сих пор часто приглашают на правительственные концерты спеть именно эти песни. По гармонии они не очень похожи, но по сути говорят об одном и том же. Высокие по содержанию, трагические, чистые, светлые и при этом счастливые. Когда мы впервые спели, это был внутренний взрыв. Я такого волнения на сцене давно не испытывал…
— В — Вы, судя по вашим интервью, не только на сцене, но и в жизни давно не испытывали волнений. Хочу понять — хорошо это или плохо? Неужели и рождение детей не стало поводом для сильных эмоций? — Хмм... Плохо или нет? Не знаю. Просто я человек спокойный, флегматичный, со здоровой нормальной психикой. И поэтому какие-то сильные чувства, волнения мне чужды. В молодости были всякие глупости, например мог подняться по балконам наверх за поцелуем! Но давно уже завязал с этим. У меня двое детей (один сын — от первого брака. — Ред.), родители престарелые, жена. Зачем подвергать себя опасностям? Кому что доказывать? Себе — тем более незачем. Я нормальный флегматичный физкультурник. Купил жене «мерседес» — вот тебе и разнообразие. Правда, она не водит. Я учил ее, но не получилось. И, слава Богу. Не царское это дело — сидеть за рулем… Рождение Елисея очень хорошо помню. Когда мне Ольга сообщила о беременности, у меня ком к горлу подступил и скупая мужская слеза скатилась. Но сейчас я такое количество счастья испытываю дома каждый день, что для меня это уже нормальное состояние. Когда я смотрю на жену, на ребенка, понимаю, что я счастливый дурак. И это счастье мне дал Господь. Увы, мне не всегда удается побороть гнев. Я считаю это самым страшным моим грехом, с которым трудно бороться. Иногда какие-то вещи задевают, но чаще всего раздражают глупости. А так… я не люблю демонстрировать свои чувства напоказ. Только на работе (профессия вынуждает делать это на сцене), но не в быту. — О глупостях и глупых... Однажды вы сказали, что зритель — дурак. Нет опасений показаться слишком самоуверенным? И где та тонкая грань между прямотой и бестактностью? — Кстати, о Захарове. Он высоко ценит вас, говорит, что вы талантливы и вам на сцене подвластно все. Но при этом с сожалением отмечает, что вы не бережете себя, увлекаясь автогонками. Вы и сами чуть раньше сказали, что у вас семья, вам нельзя подвергать себя опасностям. Так зачем же вы искушаете судьбу? — Актер должен себя беречь, и это является частью его профессии. Но Марк Анатольевич не в курсе, что автоспорт в моем исполнении — это абсолютно безопасное занятие. Я переворачивался семь раз через крышу, бывало по три оборота, — и никаких последствий. Гораздо опаснее ездить на двухколесном транспортном средстве. Речь о мотоцикле. Что касается Марка Анатольевича, я чувствую к себе очень хорошее отношение, он гениальный руководитель и очень хорошо знает, когда надо человека похвалить. Он прекрасно понимает, что его мнение, может даже несколько реверансное, будет растиражировано и я об этом узнаю. Ему важно донести это до меня. — Не хотите сделать ответный реверансный ход в адрес Марка Анатольевича? — Захаров — великий режиссер. Я не всегда с ним согласен, иногда хорохорюсь, что я большой мальчик. Но понимаю, что нахожусь под влиянием его художественных, человеческих и театральных взглядов. — Вы играете Генриха II в спектакле «Аквитанская львица». Как вам королевский статус? — Вы не обделены талантом. Тут и музыкальный, и театральный, и спортивный. А чего всетаки не хватает? — Мне всю сознательную жизнь хочется выучить хотя бы один иностранный язык! Но я понимаю, что, очевидно, не судьба. Ну, не получается! Уже и в Лондоне жил, педагогов нанимал. Ну, никак! Но это не отсутствие таланта. Очевидно, нет в жизни острой необходимости, вот оно и не дается. Я как-то обхожусь. А вот моя супруга практически свободно говорит по-английски. При этом у нее какой-то хитрый акцент, благодаря которому ее везде принимают за свою. У нее хороший слух и актерская манера копировать речь. Так что мне и не надо знать язык. Достаточно просто всюду брать с собой жену, что я и делаю!
— Я не знаю, прямота это или бестактность. Я просто стараюсь быть искренним со всеми. Я понимаю, что без зрителя моя профессия теряет смысл. Но при этом я никогда не скрывал, что меня давно не интересует мнение зрителя обо мне, потому что я о своей работе знаю гораздо больше и судить могу гораздо глубже, чем любой зритель. А когда я говорю, что зритель — дурак, я говорю о массе. Если в зале сидит 30 человек, до конца, до последних сносок, цитат, мотивов того, что происходит на сцене, понимают всего два процента. Остальных легко обмануть. Они видят общее, испытывают общие эмоции, радуются, плачут, благодарят или им скучно. Я говорю именно о театре, потому что театр — искусство менее массовое, нежели кино, где люди «съедают» все, что им подано. Театр иногда заставляет думать и чувствовать тоньше, и большинство к этому не готово. Иными словами, Захаров делает спектакли и для выпускника средней школы, и для высокообразованного человека. Просто каждый увидит в этом разные вещи и по-разному почувствует.
— Я там весь спектакль хожу в кольчуге. Она мне помогает почувствовать себя другим человеком. Придает мне тяжести, которой у меня недостаточно. А вообще, меня никогда не волновало время действия. Главное — характер. Мне все равно, в чем ходить — хоть в рыцарских латах, хоть в скафандре. То, что на мне надето, помогает лишь зрительскому восприятию.
