В далекие времена, когда армянским царем был потомок доблестного Айка — Тигран, а царем титанов был потомок Бэла — Аждаак, случилась эта история. Могущество Тиграна всегда держало в напряжении Аждаака. И тогда он решил через любовь и родственную кровь приблизиться к Тиграну, женившись на его сестре Тигрануи. Арийка Тигрануи возлюбила своего мужа чария Аждаака, а он ее, и нарожали они сыновей. Когда же Аждаак после вещего сна и обещания Вишапу принести кровь Тиграна решил с боем пойти на Араратскую страну, Тигрануи встала на защиту брата и принесла в жертву себя со словами: «Моя кровь и его кровь одинаковые». Аждаак с трудом пережил смерть любимой жены. Он объявил сорокадневный траур в своем царстве и соорудил величественную усыпальницу, на которой было высечено: «Мать божественная, жена верная, сестра преданная». И Боги титанов — Вишап и Яхва — освятили усыпальницу Тигрануи.

Меж тем весть о случившемся дошла до Арарата. Тигран очень опечалился, но траура не объявил. Он собрал свое войско и приготовился пойти с войной на Аждаака и привезти останки Тигрануи в Армению. Он разжег костер, принес жертвы Отцу Ара и Всемогущему Ваагну.

Узнав, что Тигран с большим войском направляется к его границе, Аждаак зашел в усыпальницу Тигрануи и опечаленно сказал: «О, святейшая, тебе казалось, что своим самопожертвованием ты положишь конец нашей вражде? Тигран, горя местью, хочет убить меня, я, боясь его мести, должен убить его. Наша взаимная ненависть исчезнет только со смертью одного из нас». И Аждаак собрал большое войско, принес жертву своему Богу Вишапу и отправился навстречу противнику.

Встретились войска ариев и чариев, и началась яростная битва. Тигран, убив Аждаака, направился в усыпальницу сестры, чтобы забрать ее останки, но тут перед ним встали сыновья Аждаака и Тигрануи: «О, царь ариев, ты победил, ты можешь разорить всю нашу страну, но ты не властен над нашими душами. Она твоя сестра, и ты пришел в нашу землю с мечом, чтобы отомстить за ее смерть. Но она и наша мать также. И мы не допустим, чтобы ты перевез останки нашей матери в Арарат. Арарат для нас чужой. Останки нашей матери не должны лежать в чужой Земле. Хоть она огнерожденная, но она мать детей земли, и ее тело должно быть предано нашей родной Матери — Земле». Тогда Тигран решил убить дерзких сынов Аждаака, но за них вступилась Богоматерь Анаит, которая остановила меч ария: «Месть затмила твой разум, сын мой. Знай, что победный меч должен не только наказывать, но и вершить справедливость. Тигрануи по крови лишь арийка, она мать титанов. Поэтому ее брат арий не вправе распоряжаться ее останками. Это право принадлежит ее сыновьям-титанам». Тигран повиновался и вернулся в страну Арартскую, оплакивая кровавыми слезами преданную сестру.

***

Прошло уже несколько дней после возвращения с горы Аждаак (3597 м), а я молчу… Не хочется говорить, будто там, на вершине этой удивительной красной горы — то ли политой жертвенной кровью армянской царицы, арийки Тигрануи, то ли кровью ее возлюбленного мужа чария Аждаака, то ли кровавыми слезами ее брата Тиграна, я вошла в какое-то ирреальное пространство, из которого не хочется выходить.

***

За три дня нам предстояло пройти 80 километров, большей частью по горному ландшафту, от деревни Гегард до деревни Гандзак. По дороге, а мы уходили от цивилизации туда, куда поднимаются только пастухи со своими стадами, нам встречались летники и радушные люди — они накрывали для нас незамысловатый стол прямо на поляне с синими колокольчиками вперемешку с редким желтым зверобоем. Отряхивая свои пыльные походные штаны и усаживаясь в позу лотоса, я поймала себя на мысли, что хотела бы в своем гардеробе иметь платье такого цвета. И желтую розу на груди. Или шарфик. Езиды Милязм и Джендим принесли арбуз и кофе. Я не пью кофе, но тут не смогла отказаться — ради уважения и того, чтобы попробовать вкус напитка, приготовленного смуглыми натруженными руками езида на пастбище. Милязм очень общительный и интересующийся: наше явление в этом краю — событие для чабанов, которое они еще долго будут вспоминать. Я не отстаю от него в своем журналистском любопытстве. Этому разговорчивому езиду всего лишь 24 года, но у него уже двое детей — 7 и 6 лет. Детей родил так рано, чтобы не служить в армии — иначе кто будет заниматься стадом овец. Прадед Милязма пришел в Армению после Первой мировой войны из Северного Ирака, дед родился уже в Октемберяне. Этот потомок гения добра и света в зороастрийском учении смотрит на меня несколько заинтересованно, что провоцирует меня на вопрос — могут ли езиды жениться на девушках других наций, в том числе на армянках. Милязм улыбается, и его лицо становится похожим на высушенную на солнце грушу: «Нет, нам нельзя. Иначе изгоняют из племени. Но, конечно, есть ребята, отважившиеся жениться на армянках — им пришлось уйти или уехать».

Мы продолжаем путь. Девушки из Москвы — Даша, Лиза и Гаяне — размышляют о любви, мол, две половинки сойдутся тогда, когда этому поспособствуют звезды, и тогда это будет любовь на всю жизнь. Я, идущая чуть поодаль, вслух сама себе говорю, что, имея набор подходящих и симпатичных качеств, каждый может стать второй половинкой хотя бы на время — ровно на то время, пока мы не выполним миссию, предназначенную только нам двоим. «Эх, девочки, так думают только в 20 лет!» — заключаю я, но тут за моей спиной раздается голос 35-летнего холостяка Вигена: «Мне 35 лет, но я согласен с ними!» Я не спорю… Этому меня научили горы.

***

За день до восхождения мы сделали ночевку у горы Налсар. Места здесь засушливые, бедные травой в отличие от другой стороны Аждаака. У подножия Налсара среди камней можно найти маленький природный колодец, в котором через камни, как через фильтр, сочится вода. В такие моменты, как никогда, начинаешь ценить и уважать воду. Какой-то сердобольный пастух оставил миску на камнях, чтобы измученный жаждой путник мог испить из этого ледяного родника.

Над Налсаром загорелась первая звезда. Похолодало. Златовласый Эдик — дитя двух народов, армянского и русского, зоолог-биолог из Москвы, — готовит гречку с тушенкой и чай из чабреца, который мы насобирали по дороге. Ребята рассказывают истории из своей походной жизни. Я лежу в каменной чаше с петроглифами — сцена охоты. Позвоночником чувствую, что пью силу камня и солнца, настоенную на веках. Многие каменные глыбы здесь, облизанные солнцем, украшены рисунками. Видимо, издревле место было излюблено пастухами. На камнях в основном сцены охоты на овнов, но есть два рисунка, на которых изображены… крокодилы. Где Армения — где крокодилы! Но это говорит о том, что уже тогда обитатели этих земель знали, что где-то есть крокодилы. Или видели во время путешествий. Я никогда в жизни не ела такой вкусной тушенки! В горах все гораздо вкуснее. Да и Эдик так мастерски колдует на нашей скромной кухне среди камней, что залюбуешься. Гаяне, как маленький поваренок, бегает к роднику за водой. Повсюду царит гармония. Через некоторое время стало невозможно холодно. Я предложила разойтись по спальникам. Два Айка, фотограф и режиссер, пошутили, что спальник-то без головы, и продолжили согреваться тутовой водочкой. Я уже видела десятый сон, когда услышала разговоры о том, что неподалеку светятся чьи-то глаза. Оно и немудрено — в округе есть и волки, и шакалы, и медведи. Поэтому Айк, согласно своему опыту, предложил разбить лагерь недалеко от воды и летника пастухов и всю ночь держал под боком нож.

***

Утро для нас наступило рано — впереди красная гора и ее вершина. Аждаак — потухший вулкан, высшая точка Гегамского хребта и третья по высоте гора после Арагаца и Капутджуха. Хотя вершина красивейшего Капутджуха сейчас может нам только сниться, поскольку Нахичеванская область отошла Азербайджану, а граница проходит прямо по горе, которая находится под обстрелом азербайджанцев.

Склоны А

Склоны Аждаака многообразны: здесь и огромные глыбы камней, и мелкая каменная сыпучка, и вулканический пепел… В окрестностях находятся два прекрасных тихих озера, одно из которых в непосредственной близости к вершине. Такое ощущение, что в одном мертвая водица, в другом — живая… И гора предлагает взять ту воду, которая тебе нужна.

До вершины остается совсем чуть-чуть. Видим, сверху спускается группа. Смотрим на разноцветные фигурки с надеждой, что среди них наверняка есть знакомые. Хотя в горах все становятся братьями по крови. Тут живут по другим законам. Природа учит уважать и любить друг друга, доказывая, что мы одно племя. И действительно, в группе, спускавшейся с вершины, мы встретили знакомых… Поговорили и отправились дальше.

Вид с вершины Аждаака потрясающий. По дороге мы прошли через ветер, дождь и град. А у пика небо просияло. И вот, перед нами — Арарат, Арагац, Ара, Атис, и голубеет уходящий в небо Севан.

***

Спуск оказался не менее живописным, чем подъем. Долина, омытая ручьями с горы, цвела и благоухала. Воздух кристально холодный. Звон воды, пробирающейся сквозь камни, и трели птиц. В эту ночь нам предстояла холодная ночевка, как сказал Айк, поэтому мы должны были пройти километров 30, чтобы разбить лагерь в удобном, безветренном месте. На этом склоне горы обитали уже армянские пастухи, которые были не менее радушны, чем езиды, и спасали нас от жажды бодрящим и полезным таном. Добраться до плато по скользким камням, где мы решили разбить лагерь, минуя ущелье, оказалось не так просто. Было два варианта: либо идти по крутому склону по росистой траве, либо по камням. Решили — по камням. А с крутого склона вместе с облаками скатывается стадо белых овец. Вот кому все равно, где ходить. Звон колокольчиков, как перелив церковных колоколов, перемежаемый блеянием… Свистящий ветер разносит эту мелодию над округой. Предводитель этого огромного, медленно скатывающегося, звенящего и блеющего облака широкомордый и массивнолапый гампр — аборигенная порода собак, ведущая свое происхождение с Армянского нагорья, признание которой Международным кинологическим союзом состоялось в 2011 году. Псина внимательно следит за нашим передвижением со склона через реку. Миновать горную речку для гампра ничего не стоит. Но собака умна — она знает, что пока мы не представляем опасности для стада, поэтому подает голос для профилактики.

Облако из овец сталкивается со встречным туманом, ущелье застилается белым киселем. И только звон и блеяние говорят о том, где стадо. Через десять минут из лениво уползающего тумана выступают контуры животных, которые лишь через некоторое время приобретают объем…

Лагерь разбили на красивейшем плато над рекой поблизости скалы Грзысар. Ужин был не менее вкусным, чем вчера: рис с тушенкой. Ребята посмеялись, что некоторые несведущие армяне называют это «хози говядина», то есть свиная… говядина. Ночевка действительно была холодной — лечь пришлось рано, чтобы не мерзнуть. В итоге все три палатки в час ночи активно начали беседовать, обсуждая всякие мелочи и громогласно хохоча.

Мы опасались волков, шакалов и медведей, но утром нам пришлось убегать от… стада быков. Стадо из одних быков! Такого мы еще не видели. Армен и Айк вооружились треккинговыми палками, чтобы отбиваться от наступающего войска. Быки недоумевали — кто это занял их плато, на котором такая сочная и шелковистая трава. Из всех быков выделялся лобастый черный и кровавоглазый, который, выставив рога, копытом рыл землю и пыхтел. Девочки удивлялись, почему именно этот бык так ведет себя, когда остальные равнодушно пытаются сжевать пакеты и рассматривают банки с изображением коров (бедные! бедные!) на нашей походной кухне. А этот… Армянский бык такой же упертый, как каждый уважающий себя армянин. Бодастый не отступал, и в бой с ним вступил Айкрежиссер, что еще больше разозлило быка. В общем, нам пришлось сгруппироваться и быстро смыться. Свой побег мы озвучивали мыслями бодастого быка, который явно заработал себе очки перед своими соплеменниками: «Туристы позорные! Посмотрите, как я их!» Фотографию, на которой Айк борется с быком, я пообещала вывесить в Фэйсбук, а Айк поправил меня с усмешкой: «Фейсбык»!

***

Последние 20 километров прошли в молчании. Наверно, все думали о том, что придется возвращаться в жаркий и пыльный город. Каждый раз возвращаться все труднее и труднее. Небо было голубым с белыми кучевыми облаками, а вокруг — покос и ароматные травы. Удивилась, когда увидела, что сельчане косят луг… косилкой… Задумалась о том, как давно я не слышала пение кос поутру, когда отец и его брат выходили и стройно укладывали травы, а косы — пели… И вдруг, уже на подходе к Гандзаку, я увидела старика со старухой, которые с косами шли на луга…

Елена Шуваева-Петросян