Эрве в его «театрике» разрешали ставить спектакли только «на два голоса». Но, вспомнив подопечных из Бисетра, Эрве легко обманывал цензуру, выводя на сцену глухих, немых, сумасшедших – молчащих героев. А однажды написал терцет для двух «законных» героев и отрубленной головы, которая пела, но персонажем не считалась. Театр и сумасшедший дом иногда оказываются так близки…

По безумной иронии судьбы Эрве в конце жизни вновь оказался в церкви Бисетра, но уже не органистом, а участником «лечебного» хора…

ЛЯ-Я-Я-Я-Я-Я!

А знаете ли вы, что камертон, по которому настраиваются симфонические оркестры, со временем звучит все выше?

Название «камертон» пришло из тех времен, когда существовало строгое отличие музыки, звучащей в храмах, и в дворцовых залах, «камерах». Соответственно, для настройки существовал церковный тон и «камертон». Долгое время камертон не был единым. В XVII и XVIII веках в Германии он был ниже, чем в Италии, но выше, чем во Франции. Вивальди поэтому звучал выше, чем Бах.

Со временем музыка становилась все более интернациональной, но привести участников оркестра к единому знаменателю оказалось не так-то просто. Дело в том, что чем выше настройка, тем ярче и громче звук. Играть блистательно хотелось всем, да и большие концертные залы требовали все большей силы звука.

Поэтому камертон со временем поднимался все выше. Число колебаний в секунду, соответствующее ноте «ля» первой октавы, росло: 380 герц в эпоху барокко, 430 – в пору классики, 438 – в эпоху романтизма и до 440 герц в наше время. Эта контрольная цифра принята в 1939 г. на международной конференции в Лондоне. Но и эту цифру уже превышают – в Вене она сейчас составляет 445 герц. Инструменталисты, стремящиеся к насыщенному звуку, без труда могут повышать камертон и выше, но жалко певцов! Сопрано, например, должны брать все более высокие ноты, а уже сейчас им приходится петь классические партии на пределе возможностей.

БЕЗ НОТ

А знаете ли вы, что можно стать исполнителем классической музыки, не зная нотной грамоты??

Конечно, в современной музыкальной жизни это скорее исключение из правила. Самым известным таким исключением был Лучано Паваротти, не скрывавший, что почти не умеет читать ноты. Слух и собственная система разучивания оперных партий помогли ему, несмотря ни на что, стать одним из величайших теноров XX века. Но все-таки верность нотному оригиналу сегодняшние исполнители считают чем-то само собой разумеющимся. А вот в эпоху барокко каждый музыкант был даже обязан придавать тому, что зафиксировано в нотах, свои собственные украшательства. Музыкант, не включивший в свое исполнение ни одной импровизации, считался бы в те времена скучным. Позже так же поступал Ференц Лист: играя сочинения других композиторов, он относился к ним свободно и раскованно. В 1838 году писали: «Он может играть сегодня так, а завтра иначе. Играет всегда Лист, но душа у него каждый раз другая».

И все-таки даже сейчас музыка порой звучит не одинаково. Многое зависит от дирижера, солиста, оркестра. Иначе как объяснить известный случай, когда дирижеру Клемпереру для исполнения «Пасторальной» Бетховена понадобилось на десять минут больше, чем Караяну?