Разумеется, нельзя однозначно говорить о цельности всей мировой культуры. По мнению нашего современника, британского историка, философа истории и культуролога Арнольда Тойнби, цивилизация формировалась через многолинейное развитие суверенных культур, и утверждения о единстве цивилизации являются заблуждением. Если даже согласиться с ним, что объединение культур в несколько различных цивилизаций возможно лишь на религиозной основе, тем не менее вклад отдельных народов в общую копилку в любом случае имеет место быть. Например, всем известные «арабские цифры» (так называемая десятичная система счисления) пришли из южной Индии, а получили свое название лишь потому, что европейцы переняли их у арабов. Кстати, это заимствование значительно упростило проведение математических вычислений, незримо способствуя развитию точных наук и, не исключено, приблизив во времени важнейшие открытия человечества. Во всяком случае, существует также точка зрения, что именно арабы, с появлением у них собственных школ мыслителей, первыми осознали необходимость эксперимента в качестве основного научного метода. Однако гордые европейцы, наследники Рима, считают родоначальниками современной науки английского философа Френсиса Бэкона (1561 – 1626 гг.), итальянского физика Галилео Галилея (1564 – 1642 гг.) и английского врача Уильяма Гарвея (1578 – 1657 гг.), обосновавших необходимость органического единства опыта и теории.
Может быть, в этом заключалась пассионарная миссия арабов, получивших в качестве платы за свой вклад право владычествовать в Малой Азии и части Европы целых три столетия? В этом смысле представляет интерес точка зрения видного русского мыслителя второй половины XIX века Николая Данилевского, который считал, что ни один из культурно-исторических типов не одарен привилегией бесконечного прогресса и «каждый народ изживается после результатов, достигнутых последовательными трудами пяти или шести цивилизаций, своевременно сменявших одна другую». Он также автор оригинального взгляда на «историческую миссию гуннов, монголов и турок, которые, совершив свой разрушительный подвиг, помогши испустить дух борющимся со смертью цивилизациям и разнеся их остатки», скрываются в прежнее небытие.
Говоря о Востоке, невозможно обойти стороной древнейшую самобытную китайскую культуру, которая длительное время развивалась независимо в силу своей удаленности от египетской и переднеазиатской цивилизаций, но и не оказывая на них прямого влияния. Благодаря китайскому путешественнику Чжан Цяню, достигшему во II веке до н.э. Парфии и Индии, вдоль пройденного им маршрута прокладывается торговый путь, который потом получит название «Великого шелкового пути»; а затем устанавливаются дипломатические связи между Китаем и эллинистическими государствами Азии. Именно китайцам принадлежит открытие пороха, шелка, бумаги, компаса, сейсмографа. Долго комментировать значение бумаги и пороха для судеб народов и мира не имеет смысла: в последующие эпохи одно из этих открытий полностью изменило стратегию и тактику ведения войн, второе послужило развитию книгопечатания, сделавшего научные и литературные достижения доступными для широких масс. Впрочем, красивую по сути идею китайцев – запускать в небо фейерверки – извратил холодный прагматизм европейской цивилизации, превратившей порох в средство уничтожения.
Помимо этого, на протяжении нескольких веков Китай принимал на себя удары кочевников, в частности гуннов, приходивших в начале тысячелетия волнами одна за другой из степей Центральной Азии. Создавая свои государства на севере страны, они к концу VI века китаизировались, а их потомки практически полностью ассимилировались с китайцами, тем самым снизив потенциал варварских племен во время их нашествий на западную цивилизацию.
Рафаэль Санти. «Афинская школа». Платон и Аристотель стоят в окружении известных греческих философовОбщепринято мнение, что количество цивилизаций, существовавших и существующих доныне, установить невозможно, так как у цивилизаций нет четких пространственных и временных границ. Если рассматривать с этой точки зрения пассионарность армянского этноса, то из всего хода истории невозможно сформулировать одну-единственную главную и ясную идею – в чем наша миссия, которая позволила выжить армянскому народу в самых тяжелейших исторических условиях, подвергаясь многократным нашествиям, завоеваниям и уничтожению, в то время как многие другие народы при аналогичных условиях исчезали с мировой сцены. Так, в чем же заслуга армян перед человечеством, если рассматривать этот вопрос с точки зрения тезиса цитируемого выше Арнольда Тойнби, который считал, что цивилизации возвышаются в ответ на некие вызовы, затем проходят период роста, ведущего к возникновению универсального государства, и в дальнейшем дезинтегрируются. В чем также заключается феномен, который два последних тысячелетия позволяет армянам сохранять свою идентичность, несмотря на процессы естественной и насильственной ассимиляции в условиях полуторатысячелетнего отсутствия государственности. Объяснять феномен удивительной выживаемости только языком и древней культурой недостаточно, ибо философия и культурология утверждают, что судьба каждого сообщества, объединенного в языковом и духовном отношении, в конечном счете «зависит от выживания определенных первичных структурирующих идей, вокруг которых объединяются сменяющие друг друга поколения и которые таким образом символизируют преемственность общества».
Итак, преемственность мысли. Сегодня можно уверенно говорить, что подобной вторичной структурирующей идеей, после создания первой армянской государственности в VII - VI веках до н.э., стали завоевания армянского царя Тиграна Великого, уравнявшего пассионарный потенциал Армении, пусть даже на короткий исторический период, с Римской и Парфянскими империями. Другой организующей идеей, обеспечившей преемственность армянской мысли, стало принятие в 301 году в качестве государственой религии христианства. Все последующие события – создание собственного алфавита, «золотой век» армянской литературы и философии, исторические битвы при Аварайре в 451 году и при Сардарапате в 1918 году – суть следствие пассионарного импульса, полученного в момент встречи Григория Просветителя с царем Трдатом III. Это прекрасно видно при изучении литературных, философских, богословских памятников, армянского опыта в сфере образования и собственной системы права, структур и традиций армянской семьи, религии, причем сугубо армянской ветви христианства, со своим собственным видением божественного откровения. Христианства лишить нас не смогли, и, скорее всего, именно борьба за сохранение веры подпитывала энергией идею о восстановлении государственности. Потенциал этой мысли-идеи оказался настолько высоким, что она всегда сохранялась неизменной в глубине души народа и в менталитете ее элиты, обеспечивая преемственость национального самосознания из поколения в поколение в течение тысячи пятисот лет.
Красиво и поэтично для современного слуха описал это в 1832 году русский историк, писатель, редактор журнала «Русский вестник» Сергей Глинка в своем труде «Обозрение истории Армянского народа»: «Мы ходим по праху царств и народов... Но неоспоримо и то, что есть народы, которые от различных превратностей, хотя и подвергались в отечественных пределах своих игу власти насильственной и чуждой; однако же в продолжении целых столетий сохраняют не только имя, но и нравственное бытие свое, и язык, и веру, и желание ожить существованием первобытным. На чреде сих народов Армяне занимают блистательную степень. Невзирая на все волнения Азии, более трех тысяч лет действовавшие бурным приливом на Армению, Армяне все остались Армянами».
В настоящее время можно однозначно утверждать, что национальное самосознание у армян развито крайне сильно, приобрело многоуровневость и имеет исключительную устойчивость. Даже крайний индивидуализм, свойственный представителям нации, который часто называют источником многих потерь армянского народа, совершенно не влияет на коллективное сознание при решении экстраординарных задач. Более того, превалирующая количественно инициативность и умение отдельных представителей народа решать любые задачи самостоятельно в экстремальных условиях как раз-таки чаще способствовали успехам, нежели неудачам. С другой стороны, в условиях проживания в диаспоре именно этот пресловутый индивидуализм позволял армянам не раствориться полностью в народах, среди которых им волею судеб пришлось жить.
Все вышеизложенное в какой-то мере объясняет фундаментальные составляющие армянской идентичности, опирающиеся на историческую память и духовные достояния нации, но практически ничего не говорит о том, в чем сакральный смысл существования народа, сформировавшегося и живущего у подножия библейской горы Арарат и первым принявшего свет христианства? Какой вклад внес армянский народ в общую сокровищницу мировой цивилизации и в чем его миссия, что позволила ему выжить в самых тяжелейших условиях, подвергаясь многократным нашествиям и завоеваниям, когда исчезали многие царства и народы? Может быть, смысл сокрыт в словах британского религиозного и общественного деятеля середины ХХ века Хьюлетта Джонсона – настоятеля самого почитаемого Кентерберийского собора, который перед началом Второй мировой войной посетил Армению и во время прогулки по Севану произнес: «Я объехал весь мир, но нигде не видел места ближе к Богу»?
Наиболее близкой к истине может оказаться другая мысль, высказанная кем-то из наших соотечественников: «Многочисленные успехи армян в различных искусствах и науках напоминают нам не только об их выдающихся личных качествах, но и о том, что практически все они – создатели и ученики чужих научных школ и направлений в искусстве, деятели чужих государств и воины чужих армий и что их заслуги и достижения по большей части и за редким исключением не принадлежат их исторической Родине». Очень емкая характеристика, сформулированная в одной-единственной фразе, находит подтверждение в огромном числе примеров, достаточных для многотомного издания. И, может быть, тысячу раз права армянская писательница Нелли Саакян, которая сказала в одном из своих выступлений следующее: «Мы богаты, неслыханно богаты. И в самой Армении, и за ее пределами... Нам чужого не нужно. У нас и свое – богатейшее. Разлет армянских генов, можно сказать, планетарный. Обогащение этими генами других земель и других народов несомненно. Это продуктивные гены. Их разлет на оглушительные расстояния наполняет нас чувством гордости. Но если вы спросите меня, что бы я предпочла – рассеяние или удержание бесценного, я, конечно, склонилась бы ко второму. В конце концов, Армянское нагорье – не чашечка цветка, из которой пчелы бесконечно пьют божественный нектар. Пора бы удержать часть этих генетически напитанных пчел на родном Армянском нагорье».