— Вы как-то сказали, что ощущаете себя 100-процентным французом и 100-процентным армянином. И еще, где вы сегодня большей частью живете?
— Да, это так. Меня спрашивали, кем я себя больше ощущаю, и я отвечал именно так. Я говорил: «Знаете, это как кофе с молоком. Смешав кофе с молоком, их уже не отделить друг от друга. Это все равно, что спросить у ребенка — кого ты больше любишь, отца или мать?» Что касается того, где я сегодня живу, — до недавнего времени я жил, так сказать, на чемоданах. Сегодня живу в основном в Швейцарии и в Мурье, в провинции Буш-дюРон. Ну, и в Париже, конечно, там я работаю.
— Вы всегда прямо говорите то, что думаете. Что вас более всего возмущает сегодня в мире?
— Сегодня я целиком поглощен Армянским вопросом. Президент Саркози, похоже, отрекся от своих обещаний, сделанных во время выборов. Он неправ, ведь армянская община во Франции многочисленнее турецкой общины. Армяне — ответственный и смелый народ. Он пролил кровь за свою страну. Я впервые говорю об этом, но если президент не пересмотрит свою позицию, в нужный момент я использую свои голоса. Во Франции проживает 400— 500 тысяч армян, и каждый из них последует за мной, поддержит меня. Если ничего не изменится, я полностью посвящу себя этому делу. Политикой я не занимаюсь, но обладаю немалыми политическими возможностями. Я знаю, что подвергаю опасности мою жизнь, говоря это. Но, в конце концов, что означает рисковать жизнью в моем возрасте? Подвергать риску те несколько лет, что мне остались?..
— Не думаете уйти на покой?
— По большому счету, я давно уже это сделал. Но… Когда чиновники уходят в отставку, их награждают медалями, подарками, устраивают торжественные проводы... В артистическом мире нет такого понятия — «отставка». То есть чтобы я больше не писал, не пел, не давал интервью?.. В «отставку» у нас уходят, если хотят этого.
— Вы часто говорили, что хотели стать актером. Вы им и были. Однако прежде всего вы автор и исполнитель своих песен. Не жалеете о том, что не посвятили свою жизнь актерской профессии?
— Я ни о чем не жалею. Единственное, о чем я сожалею, это о людях, ушедших из этого мира. Если в один прекрасный день я перестану петь — и об этом сожалеть не буду. Займусь чем-нибудь другим, потому что «отставка» для меня — это прихожая смерти.